Журнал “Наш дом - Татарстан”

Единственный прокурор в Советском Союзе и Российской Федерации, не побоявшийся принести протест на смертный приговор 

«Мой прадед - татарин Хабибрахманов, отправляя сына на Первую мировую, записал его казахом Уразбаевым. Мой отец татарин, ставший по паспорту казахом, в свою очередь записал одного из троих сыновей казахом, чтобы тот без проблем получил образование в Казахстане. Так в моем татарском роду прослеживается явное казахское направление», - рассказывает прокурор Кировского района Казани Рафкат УРАЗБАЕВ. Да и многие казахи, живущие в Татарстане, утверждают, что по менталитету Рафкат Шафкатович больше казах, чем татарин.

ВИЗИТКА

Рафкат УРАЗБАЕВ,
прокурор Кировского района Казани

Родился 4 ноября 1955 года в городе Гурьеве, в 15 лет переехал с семьей в другой казахский город – Актюбинск. В 1978 году окончил Казанский химико-технологический институт по специальности «химик-инженер-технолог», получил распределение в Уфу, в производственное объединение Министерства бытового обслуживания БАССР. Затем трудился инженером-конструктором на заводе рентгеновской аппаратуры в Актюбинске. В 1983-м окончил Всесоюзный юридический заочный институт в Москве. Трудился в Актюбинском облавтодоре, Западно-Казахстанской транспортной прокуратуре. Три года возглавлял областную транспортную прокуратуру в городе Шевченко (Казахстан), затем работал следователем по особо важным делам в прокуратуре Казахской ССР. С июля 92-го – сотрудник прокуратуры Татарстана: помощник прокурора Казани, заместитель прокурора Ленинского района  столицы, начальник отдела по особо важным делам (бандитизму) Прокуратуры РТ, заместитель прокурора РТ. С 2007-го – прокурор Кировского района Казани. Женат, двое детей.

Почему в прокуратуре нет охраны?

Открытость и доступность – первое, на что обращаешь внимание, когда переступаешь порог прокуратуры Кировского района Казани. На стендах – наглядная информация, необходимая посетителям, к большому удивлению – даже фотографии и должности всех сотрудников прокуратуры. В терминале можно найти статью любого законодательства и подать заявление, которому сразу присваивается канцелярский номер. И здесь же, на первом этаже, – приемная, двери которой широко открыты…
- У вас нет службы охраны? – спрашиваю у Рафката Шафкатовича.
Он смотрит в упор, с едва уловимым прищуром, и отвечает вопросом на вопрос:
- А от кого нас охранять? От народа, служить которому призваны?  
И тут становится ясно: передо мной не функционал в системе, а человек. Открытость и доступность в этой прокуратуре не сама по себе, она от первого лица.
Когда же разговор заходит о том, почему, проработав в прокуратуре 30 лет, Рафкат Шафкатович не ожесточился, не стал видеть в каждом встречном потенциального преступника, он разводит руками. Но факты его профессиональной деятельности говорят сами за себя.   

Будущий прокурор на руках у отца-железнодорожника

Почему он выступил против смертной казни?

- В 1990 году, когда я работал в прокуратуре Казахстана, - вспоминает Уразбаев, - на меня давили сверху, чтобы поддержать обвинение по высшей мере наказания 28-летнему парню, убившему мужчину. Изучив материалы дела, я пришел к выводу, что это не тот случай, чтобы просить расстрела (по другим делам требовать применения высшей меры наказания приходилось). Подсудимый, как я узнал, комсомолец, отец полугодовалого ребенка, убийство совершил не один, а в группе. К тому же большой вопрос, отчего именно умер потерпевший. Но все дело было в том, что сын убитого оказался одноклассником тогдашнего премьер-министра Казахстана.

«Надо расстреливать!» - настаивал шеф. «Нет оснований! – отбивался я. – Если хотите, сами поддерживайте такое обвинение!» «Нет, ты давай», - был ответ. А я-то знал, что никто не хотел браться за это дело. Судья первой инстанции мне заявил: «Предложи смертную казнь, а я отклоню». «Расстреливать надо нелюдей, - не соглашался я с ним. - А этот, хоть и негодяй, пацан еще, успеет исправиться, я попрошу для него 15 лет, хотя и этого много». Несмотря на наши разговоры, судья все равно объявил расстрел. Мне же признался, что этот смертный приговор – первый в его жизни и он верит, что в высшей инстанции его обязательно отменят. «Идиот! – возмущался я. – Там как раз скажут, если судья первой инстанции так решил (а вопрос серьезнейший), как же мы приговор отменим? И второе – если на нас так давят, представляешь, как давят на Верховный суд Казахстана? Там приговор «проштампуют» и скажут, что именно ты и виноват!» В итоге я написал протест на эту смертную казнь, и его удовлетворили. Дело пересмотрели, смертный приговор отменили, подсудимому дали 8 лет. 

Студенты КХТИ в 1977 году. Рафкат Уразбаев в центре

И буквально вскоре в моем кабинете прогремел звонок: «Ты взяточник! Сколько тебе за это дело предложили? – орал на том конце провода заместитель генерального прокурора Казахстана. – Ты не имел права писать протест на смертную казнь! Больше ты у нас не работаешь, на тебя возбудили дело - будешь сидеть в тюрьме!»
Через пять минут ко мне залетел шеф, руки у него тряслись, голос дрожал: «Ну и чего ты своей принципиальностью добился? – не унимался он. – Заместитель генерального сказал, что тебя - в тюрьму, а меня - к чертовой матери!»
А я стоял на своем: содеянное не является основанием для применения исключительной меры наказания - расстрела! А заместитель генерального, считал я, поорет да перестанет. Кстати, так и получилось: вскоре власть в Казахстане сменилась, должность премьер-министра занял другой, и все утихло.
Уже потом Уразбаев узнал, что это был единственный случай вынесения протеста на смертную казнь в органах прокуратуры за всю историю Советского Союза и Российской Федерации…

Почему он вышел из рядов КПСС?

Рафкат Уразбаев стал единственным представителем прокуратуры, который сознательно вышел из рядов КПСС.  
- В мае 1991-го в газете «Правда» было опубликовано интервью с начальником Управления прокуратуры СССР Александром Розановым, который заявил, что сотрудники прокуратуры правильно понимают роль партии, - рассказывает Рафкат Шафкатович. – Правда, есть у нас один человек в Казахстане, который вышел из рядов компартии. И надо же, корреспонденты не поленились, связались по этому вопросу с моим прокурором, а он ответил: «Как к специалисту у меня к нему претензий нет, а быть или не быть в партии – его личное дело». Еще не раз газеты и журналы писали об этом случае.
А уже вскоре статью 6 Конституции СССР о ведущей роли партии совсем убрали.      

Почему заводская проходная вывела в юристы?

Как ни странно, человек, оставивший в прокуратуре заметный след, пришел в юриспруденцию достаточно поздно, в 25 лет, работая инженером-конструктором на заводе в казахстанском Актюбинске, где конструировали рентгеновскую аппаратуру.
- Мой старший брат учился во Всесоюзном юридическом заочном институте (ВЮЗИ) в Москве, стал меня туда сманивать, - рассказывает Рафкат Шафкатович. - Недолго думая, я сразу поступил на второй курс, сдал разницу - 11 экзаменов - за 10 дней.
В ВЮЗИ Уразбаев познакомился с работниками судов, прокуратуры, уголовной инспекции, следствия. Вспоминает, что учился со всеми уважаемым дядей Петей, было ему хорошо за сорок, он считался профессионалом своего дела, возглавлял исправительную колонию особого режима – сейчас известный «Черный лебедь» для пожизненно заключенных.

Принятие присяги. Ульяновск, 1977 г.

- После технического вуза, когда были сданы сопромат, теоретическая механика, термодинамика и другие сложнейшие дисциплины, учиться в гуманитарном вузе было как-то несерьезно, - смеется прокурор. – Дошло до того, что с одним одногруппником -участковым - я заключил пари, что не буду читать ответы на вопросы по экзамену «Теория государства и права». Так этот участковый всю ночь не спал, следил за мной, чтобы я, не дай Бог, не заглянул в учебник.
Когда, наконец, я решил уйти с завода и стать юрисконсультом, генеральный директор предложил должность заместителя главного технолога производственного объединения. Я удивился, ведь был обычным конструктором, ничем особо не выделялся.

- Да вы уже выделились, раз захотели стать юристом, – парирую Рафкату Шафкатовичу.
- Может, повлиял тот факт, что из отдела комплектации меня часто просили помочь, - размышляет он. - Я ездил на заводы-поставщики, расположенные чуть ли не во всех концах Советского Союза, выбивал положенные заводу транзисторы, стабилизаторы, резисторы. Не раз говорил, что от того или иного поставщика стоит открепиться, со временем мои прогнозы оправдывались. Помню, увидел, что на заводе в Батуми, где выпускались стабилизаторы, рабочие курят в цехах, где все промаслено, и сразу сделал вывод, что не сегодня-завтра завод сгорит. Так и произошло… 

Почему он стал важняком?

Следующий год Рафкат Уразбаев трудился уже юрисконсультом Актюбинского облавтодора – и очень рад, что прошел там хорошую школу: приходилось вникать в запутанные гражданские споры. С тех пор считает: чтобы стать настоящим юристом, надо отлично знать гражданское законодательство, в отличие от уголовного, в нем масса нюансов.  
- Не забуду, как отсудил положенные нашему облавтодору бульдозеры, экскаваторы, скрепера – всего шесть единиц дорожной техники, - говорит он. – Как это обычно было… Один начальник другому: «Саке (уважительное обращение к старшему казаху, производное от первых двух букв в имени – авт.), дай этот агрегат!» «А он тебе нужен?» - «Нужен! Ну, на пару лет». И ведь брал с концами! Я же когда пришел, стал приводить в порядок бумаги – смотрю, много чего на предприятии числится, а на самом деле отсутствует. «А это я Буранбаю отдал, - оправдывался начальник, а это Батыржану». «Заберем! Не вопрос!» - ободрял я его. Начальник, правда,  сомневался: а вдруг кто-то не отдаст. А я - о том, что по закону можно заставить, и заставлял!
Западно-Казахстанская транспортная прокуратура – следующая запись в трудовой книжке Уразбаева. На его счастье это казахское ведомство возглавлял татарин Адгам Зайнуллович Зинатуллин, который просто поговорил с претендентом по-русски, по-татарски и по-казахски.

В своем кабинете в Западно-Казахстанской транспортной прокуратуре:
из партии вышел, а Ленина на память всё-таки оставил

- В транспортную прокуратуру меня взяли следователем, - вспоминает он, - а потом назначили следователем по особо важным делам – так называемым важняком. До сих пор перед глазами ужасные смертельные случаи в поездах, на кораблях, самолетах. 
Рафкат Шафкатович утверждает, что в советские годы в Казахстане была сильная юридическая школа. Взять хотя бы прокурора Пролетарского района Актюбинска Олега Ивановича Гайданова – настоящего профессионала, прокурора до мозга костей - впоследствии первого заместителя прокурора Узбекской ССР, в начале 1990-х полгода исполнявшего обязанности генерального прокурора Российской Федерации. Или Александр Эмануилович Буксман - нынешний первый заместитель генерального прокурора Российской Федерации, который в конце 80-х был начальником следственной части прокуратуры Казахской ССР, звал перспективного Равката Шавкатовича на работу в цветущую Алма-Ату, обещал квартиру, правда, через пару лет. 
Но ему - не раньше, не позже - предложили должность транспортного прокурора на Мангышлаке, где строился новый город Шевченко, и сразу давали ключи от квартиры. Молодой специалист тут же согласился: ведь был женат, у него вот-вот должен был родиться второй ребенок…

Вернувшись через три года в Актюбинск, Рафкат Уразбаев стал начальником отдела по надзору за судебными решениями в областной прокуратуре, затем - следователем по особо важным делам в прокуратуре Казахской ССР.
- В конце 91-го было понятно, что Союз трещит по швам, встал вопрос: где жить, - вспоминает Уразбаев. - Я собрался в Татарстан, но в прокуратуре Казахстана мне предложили высокую должность и держали ее год, на случай, если у меня что-то не получится на новом месте…

С наставниками - сотрудниками прокуратуры Казахстана, 1993 год

Почему у татарина менталитет казахский?
  
- В июне 92-го я начал работать в Казани: сначала помощником прокурора города, потом - заместителем прокурора Ленинского (сейчас Ново-Савиновского) района. Свою работу я знал, но никак не мог привыкнуть к местному менталитету, - вздыхает прокурор. - Помню, иду по улице, а рядом – парень с девушкой, и мат такой отборный от них... Я думал, парень девушку обижает, вмешаться хотел, а когда подошел поближе, понял, что они так в любви друг другу признаются…
Никогда не забуду, как прокурор Ленинского района Казани, а в его власти была тогда санкция на арест, на повышенных заявлял мне: «Ты зачем этого мужика арестовал?» А я ему: «Он же отца ударил!» «Ну и что?» - «Как ну и что? Он руку на отца поднял!» А он мне: «Да у него же отец пьет!» Я-то приехал из Казахстана, а там, чтобы сын отца ударил – это нонсенс, ни одного подобного дела не встречал. Другого человека арестовываю, и опять ко мне прокурор бежит: «Ты что творишь? Зачем этого-то под стражу?» Я ему: «Статья 206, часть 2, от года до пяти!» «А что он сделал?» - «В 11 дня прилюдно стал справлять нужду!»     

С мамой в Казани, 2003 год

И уж вообще у меня был шок, когда на вопрос «Ты зачем побил жену?» русский мужик мне ответил: «А она первая начала!» Как это женщина могла ударить мужчину, недоумевал я. В Казахстане о таком и подумать никто не мог! «А че, встал утром, жрачки нет, я на нее накатил, она мне в ухо, ну и я ей в ухо!» - «А ты что, с утра дома был, на работу не пошел? На что живешь?» «А жена зачем? – искренне удивился он. – Она ведь и работает!» - «Так она тебя еще и кормит?» - поражался я.
А когда в 92-м читал отказные материалы, между делом сказал участковому: «Слушай, ты что-то тут напутал! Пишешь, что гражданки 1918 и 1923 годов рождения выпили литр водки». «Да так и было!» - ответил он. «Ты что? Они же бабушки! – не унимался я. - А бабушки водку не пьют!» «У нас пьют», - заверил участковый. 

К сожалению, сейчас я уже привык к местным нравам, обычаям, но казахские забыть не могу… Знаете, просто обожаю говорить по-казахски, слушать их мелодичные песни. На рабочем столе, под стеклом, у меня всегда красуется фотография верблюда. Всех друзей в Казани приучил к бараньему мясу: они хорошо знают, что глаза подаются мудрым, уши – детям, язык – женщинам. Да если я с детства усвоил казахский образ жизни, как же могу его забыть?   

Фото автора и из семейного архива Рафката Уразбаева