Журнал “Наш дом - Татарстан”

Я русский немец, как Пушкин русский араб. Так говорит о себе актер Вадим Кешнер

Вадим Кешнер – это полувековая эпоха казанского театра, казанской культуры, нравственности, духовности. Любимец Казани, народный артист России и Татарстана, почетный академик Российской академии гуманитарных наук, педагог Казанского театрального училища, Вадим Валентинович и сегодня на сцене.
– Вадим Валентинович, вы - актер от Бога, на сцене Казанского театра имени В.И. Качалова с 1 сентября 1958 года. Но позвольте, не уходя от театральных тем, предложить вам сегодня беседу в несколько новом формате. Вглядываясь в лица и судьбы, все больше ищу в них причины того, каков человек. И тут уж от генетики никуда, это первая точка отсчета, главная формула жизни, код человека. Без него ничего вообще нет. А как эта формула воплотится в реалии, знают на Олимпе только три Парки. Это Судьба. Ваш генный код в вас кипит, покоя не дает!

– Да уж, дал Господь. Дедушка немец, прадедушка датчанин, мама  чистокровная русская. Смесь непростая.
 
– Вот-вот! И я об этом! Наблюдаю вас с моих пяти лет, с новогодних детских праздников в вашем театре, где вы Баба-Яга, без ступы летающая по залу, над залом, главная заноза всего представления. То, что запоминаешь навсегда особой детской памятью эмоций. Большего новогоднего восторга с тех пор не знаю. После этого передо мной полвека ваших выходов на сцену до роли профессора Преображенского в «Дневнике доктора Борменталя» Михаила Булгакова. Как и все ваши почитатели, удивляюсь и восхищаюсь не столько способностью лицедействовать и перевоплощаться, сколько вашим даром энергетической атаки на зрителя. Будто вечный двигатель где-то внутри! Ваш полет над сценой, ваша заразительная жизнь на сцене - это нечто особенное в театре. Этому нельзя научиться. С этим рождаются.

– Наверное… Оглядываюсь назад и вижу, как трудоспособны, талантливы, терпеливы и мудры были мои предки.
 
– Ваш прадед по папе, датчанин, Давид Иванович Иенсен, в Интернете заполнил собою полвека петербургской архитектуры, да какой… Весь город – его метки!
– Мой прадед, скульптор и архитектор, учился в Королевской Академии художеств в Копенгагене у Б. Торвальдсена. В 1841 году был приглашен в Санкт-Петербург оформлять скульптурами дворец Великой княгини Марии Николаевны, да так и остался в России. В 1857 году он академик, в 1868-м -  профессор Академии художеств России. В 1845-м вместе с И. И. Реймерсом основал первую в России мастерскую, а потом и заводик по производству скульптур и декоративных деталей из терракоты для убранства зданий. Петербург тогда активно строился, в моду входила эклектика, и прадед не сидел без заказов.
 
– Я поплутала в Интернете по сегодняшнему Петербургу, украшенному вашим прадедом, и поняла две важные вещи о нем. Во-первых, он был превосходно талантлив. Работал вместе с великими мастерами, созидателями  точной, чистой по стилю петербургской архитектуры. Л. фон Кленце, А.И. Штакеншнейдер, А.М. Опекушин... Крепостной мальчик, сын деревенского лепщика Саша Опекушин был его учеником, а потом другом и коллегой. Ваш прадед заплатил за него помещице 500 рублей, дал не вольную талантливому юноше, а выпустил на волю будущую славу России. Не сделай этого академик Иенсен, не знаю, каким бы с 1880 года стоял в Москве на бульваре памятник Александру Пушкину, а с 1889 года в Пятигорске - Михаилу Лермонтову. Не представляю иных, не опекушинских.
Во-вторых, ваш прадед был невероятно трудоспособен. Если прикинуть его затраты времени, на оставленное им в России художественное наследие, то, похоже, он только работал всю долгую жизнь, все 86 лет. Иначе такое не успеть.
– Я тоже часто размышляю об этом. Что вело прадеда по жизни? Талант, конечно. Но, главное, его страсть к творчеству. Он не мог иначе. Правда,  творчество – процесс чаще стихийный. И тут прадеда выручала его датская пунктуальность. В Петербурге я люблю бродить около его работ, они же  почти все на улице, и пытаюсь войти в его состояние созидания всего этого. Гигантский труд! Барельефы в интерьерах Мариинского дворца, атланты на фасадах дворца Белосельских-Белозерских на углу Невского и Фонтанки, 18 статуй великих художников на фасаде и барельефы в интерьере Нового Эрмитажа, барельефы и орнаменты интерьеров Дома Министерства государственных имуществ, статуи и барельефы Ново-Михайловского дворца, скульптура «Навигация» на «Ботном доме» Петропавловской крепости, памятник Виллие и фигура «Гигиея» у здания Военно-медицинской академии, проект памятника Александру II для Санкт-Петербурга, терракотовые украшения Эстонской церкви святого Иоанна, дома барона Фитингофа, Царских конюшен в Петергофе, да все не перечислить в короткой статье.
 
– Все значительное, что строилось во второй половине XIX века в Петербурге и вокруг, украшено вашим прадедом. Но особенно мне мил фонтан в Петергофском парке.

– Да, прадед вместо обветшавшей скульптуры «Сатира со змеей» Растрелли в 1876 году сделал новую - «Тритон с крокодилом». Она идеально вписалась в древний ансамбль. Фонтан Растрелли «Тритон, раздирающий пасть морскому чудовищу» фашисты уничтожили, но сохранились подробные рисунки моего прадеда, по которым скульптуру восстановили в 1956 году.
–  Похоже, Растрелли был для вашего прадеда кумиром. Он доделывал великую расстреллиевскую Иорданскую лестницу в Эрмитаже, украсил над кровлей скульптурами и вазами построенный Растрелли Зимний дворец, его  фасады, обращенные к Неве, Адмиралтейству и на Дворцовую площадь. Вы что-то в себе находите от этого неуемного человека?
 
- Его дочка, моя бабушка Луиза, говорила, что я копия прадеда. Это внешне. А внутри… Наверное, это всепоглощающая жажда творчества.

– Это та жизнь в творчестве, которая не ограничивается рабочим временем в театре?
 
– Быть свободным от творчества в нерабочее время нельзя, где бы ты ни был. Моя жизнь проходила именно в этом состоянии.

– А что же ваша немецкая кровь?

– Мой дед по папе Александр Федорович Кешнер приехал из Петербурга в  Казань, в 1887 году открыл на Большой Проломной аптекарский магазин.
– Это серьезно: аптекарский магазин - это не аптека, а оптово-розничное заведение. Значит, снабжали медикаментами врачей и больницы. А стартовать сразу на центральной торговой улице города… 

– Он позже еще открыл и первый в губернии завод по изготовлению белковых препаратов, заменявших кровь. Прообраз современных кровезаменителей. Дед был исключительно трудоспособен и пунктуален. В городе за благотворение, работу депутатом Городской Думы его ценили, присвоили потомственное звание «Почетного гражданина Казани».

– Получается, что и вы, и ваша молодежь должны по праву носить это звание! Интересно, отменялись ли законно эти решения городской Думы?

– Для меня звание казанца уже почетное! В этом городе вся моя жизнь, ее огромное счастье, ее великие беды. Счастье - моя профессия актера, работа всю жизнь в одном театре. Преподавание. Беда - это гибель моего папы и брата Алексея.
Мои родители были чудесными людьми. Столько лет прошло после них, а знавшие вспоминают их тепло. Гибель моего замечательного папы, заведовавшего торговым отделом Аптекоуправления Татарии, увы, связана с моими немецкими генами. Когда перед большой войной Сталин вдруг сдружился с Гитлером, ослепительный Риббентроп приехал в Москву, подписал пакт с СССР, вся страна этому поверила. Ведь в Европе уже шла война, и эта дружба с немцами могла стать защитой для народа, могла отвести войну. Немцы СССР тогда были в эйфории. И папа, имевший в паспорте национальность русского, решил взять отцовскую национальность.  На это мама единственный раз в жизни сказала ему: «Ну и дурак!», еще не подозревая, что папина интернациональная душа вынесет за это. И мы тоже.
Папу арестовали на улице Профсоюзной 21 октября 1941 года. Обвинение было одно: немец! Папа погиб в ГУЛАГе 21 января 1943 года в 38 лет. А мы с братом Алешей детство и юность были сыновьями врага народа. В 1956 году папу реабилитировали за отсутствием состава преступления. А я в 60 лет за это получил 92 рубля прибавки к пенсии - так оценило государство жизнь человека. 
Брат Леша преподавал музыку. 20 мая 1992 года был убит неизвестными в его квартире.

– Ну а счастье ваше, оно ведь не только ваше! Актер работает не для себя. 

– Да! Для зрителя и учеников.
– Помню вас в «Коллегах» Аксенова с Каревой, Федотовым, Кузиным, Маклаковой. Казанские шестидесятники…Мало того, впервые в театре молодым дали играть молодых! Зрители это оценили.

– Они оценили и сам спектакль. Это было глотком воздуха в духоте.
В те годы наша молодая команда сыграла в «Женском монастыре» Дыховичного и Слободского, в «До свиданья, мальчики» Балтера, «Вам 22, старики» Радзинского, Белоснежку и гномов в «Семи гномах», в «Моем бедном Марате» Арбузова и в массе других хороших пьес.

– Вы в этих ролях были удивительно разным. Дело не в гриме.

– Да, я старался не повторяться. Работал во всех амплуа от героя любовника до Бабы-Яги.
– Мне дороги некоторые ваши роли. Мы же росли в вашем театре!
Вы для меня Илларион в «Илико и Илларионе» Думбадзе. Грузин, настоящий, с азартом, юмором, смелостью! Мне это было легко почувствовать, друг моего папы дядя Хасан Халваши из Батуми - это моя  нежно любимая Грузия. Я обожала его. И вашего Иллариона тоже.
А ваш Гагуца в «Квартете для души» Хугаева - настоящий осетин!

– А я еще и французом Жеронтом был в «Плутнях Скапена» Мольера!

– А татарином?

– Ниязом в «Без ветрил» Карима Тинчурина.
Англичанином Джайлзом в «Мышеловке» Агаты Кристи, немцем атташе в «Господине Пунтила и его слуге Матти» Брехта.

– Что, везде говорили с разным акцентом?

– И с акцентом, и с мелодикой языка. Важно еще и двигаться правильно, у каждой нации своя пластика. Петь и танцевать!

– И энергетика у каждого народа своя, темперамент!
Все это прекрасно, эти спектакли - неотъемлемая часть жизни Казани. Но для меня вы были и будете Александром Пушкиным!
– А он русский араб! Как я русский немец!
– Мы на этот спектакль «Всего 13 месяцев» или «Пушкин в Одессе» Юрия Дынова ходили всем классом раз пять. Прекрасно помню, как вы летали по сцене, как ваш пушкинский темперамент нас захватывал! Вы помните, как встречал зал ваш первый же выход на сцену? Бешеными аплодисментами! Слова первого не давали сказать. Потому что было ощущение полной реальности Пушкина! Пусть простят меня ваши партнеры по спектаклю, но в этой пьесе на сцене были только вы, все забрали на себя. Иначе и быть не могло. Мы с замиранием смотрели из зала и свято верили тогда, что именно таким Пушкин и был. Вы и внешне на него были потрясающе похожи. И даже как-то пониже обычного вашего роста… 

– Секрет открою: сюртук был с повышенной талией, на ногах тапочки. А все остальные актеры были на высоких каблуках. Я понимаю, что гения сыграть невозможно. Я пытался передать свое эмоциональное понимание поэта.

– У вас получилось, если до сих пор этот спектакль помнят.

– Автор пьесы был у нас на премьере. А лет через пятнадцать он написал на моем тексте пьесы:
«Вадим! С тобой мы из одной породы птиц.
В тебе моей мечте пришлось сверхвоплотиться –
Из девяноста мной написанных страниц
Ты самая прекрасная страница»!
– С удовольствием посмотрела бы теперь этот спектакль. В каждом возрасте у человека свой Пушкин. Как и свой Чайковский.

– В одном сезоне 1970 года я сыграл двух русских гениев - Пушкина и Чайковского. «Жизнь для вечности» - так называлась необычная пьеса Ю.Осноса для героини – Н.Ф. Фон Мекк, героя – П.И. Чайковского, и его Музыки. Всегда дирижировал симфоническим оркестром великий Натан Рахлин. Тридцать лет эта пьеса шла в Казани и во многих городах страны, куда мы с Юноной Каревой и оркестром ездили на гастроли.

– Получается, что выросли поколения на этом примере высокой и жертвенной любви, любви для вечности. Эта любовь дала миру музыку Чайковского, да и его самого дала.

– Особенная моя роль Уилла в «Быть или не быть» Гибсона, где мы с режиссером В.Портновым попытались показать внутренний мир молодого Шекспира. Вот вам еще один англичанин на русской сцене. По отзывам, эта работа нам удалась. Я благодарен за это моим партнерам Людмиле Кара-Гяур, Евгению Кузину, Вадиму Остропольскому, поставившему, кстати,  «Жизнь для вечности», композитору Александру Миргородскому.

– Какая же ваша роль самая-самая?

– Сашенька Адуев в «Обыкновенной истории» А.Гончарова и В.Розова.
– Сашенька Адуев это и есть вы?

– Да! В большой степени. 

– Но вернемся к генам. Так что же дал вам дедушка немец?

– Трудоспособность и пунктуальность. Я не умею опаздывать.

– А русские бабушка и мама?

– При всех моих европейских генах, русские перебили все! Я по-русски парадоксален, непоследователен, мягок, эмоционален, временами ленив, хлебосолен, загулен. Избравшие эту страну мои дедушки мне простят, но я ощущаю себя только русским!