Об Ассамблее

Игорь АЛЕКСЕЕВ

Свентовит

Над островом Рюген, где неба гранит
Волн лижут ревущие валы,
Пылающей тенью скользит Свентовит –
Славянский товарищ Ваала.

Не скрыться от глаз четырёх его лиц
Ничтожным наследникам трона –
Месть грозного бога не знает границ,
Покуда в руинах Аркона.

Здесь вольная слава взошла на крови
Балтийского древнего клана,
А нынче лишь кости белеют в пыли
Защитников храбрых Руяна.

Не слышен воинственный топот копыт,
Забыты сакральные требы,
Но камень любой верно память хранит
О прежних властителях неба.

И стоит лишь молнии высечь огонь
Из кроны засохшего дуба,
Вновь к тучам вздымается жертвенный конь,
И лают походные трубы.

Пиратский со дна поднимается флот,
Могильные рушатся плиты –
На штурм неприступного неба идёт
Истлевшая рать Свентовита.

Под бой барабанный оживших сердец,
К призывам спасительным глухи,
Принять не желая забвенья венец,
Рвут воздух на всполохи духи.

И пусть битвы этой известен исход,
Не дремлют четыре личины
Над островом Рюген, где вечности свод
Шлифуют морские пучины.


Монета

Остановилось время
На бронзовом кружке,
Хоть незнаком я с теми,
Кто грел его в руке:
Их радости, невзгоды –
Всё пеплом занесло,
Но чувствую сквозь годы
Я каждого тепло.

Быть может та монета
Бродяге жизнь спасла
Иль богача со света
Хвастливого сжила.

А может смуглолицый
Её берёг купец,
Иль обменял убийца
На порох и свинец.

А может быть игрушкой
Была она ребят,
Иль в храмовую кружку
Вложил её аббат.
Солдат, быть может статься,
Её у сердца нёс,
Иль ей в толпу бросался
Новоявленный крёз.

Кружок тот помнит много
Историй и людей:
В нём – дальние дороги,
Гул рынков, площадей.

В нём – тайные признанья
И призраки надежд,
Потомкам назиданье,
Уроки для невежд.

Века пройдут иные,
Сотрётся память вслед,
И будут греть другие
Кружки моих монет.
Но сохранится,  знаю,
Сколь б лет не утекло –
Как нить судьбы живая –
В них и моё тепло.


Русское солнце

Русское солнце восходит на севере,
Тонет лучами в малиновом клевере,
Плавится небо, как в церкви свеча,
В душу больную дождями стуча.

Новый рассвет над страной занимается,
Тень от креста над погостом склоняется,
В братской могиле гражданской войны
Спят вечным сном русской смуты сыны.

"Белые", "красные", "синие", "чёрные" –
Все обречённые,  все обличённые,
С долей проклятой навек обручённые –
Все не отмщённые, все не прощённые.

Капли дождя – словно слёзы небесные –
Души оплакивают безызвестные,
Время усталое бродит по кругу,
Русское солнце вновь клонится к югу.


Притча

Смеялись мудрые вельможи
Над притчей глупого шута...
Тот извивался, лез из кожи,
Как под ударами кнута,
Ходили худенькие плечи,
Цветным прикрытые холстом:
Шут вёл дозволенные речи
О недозволенно простом...

О том, что голод в государстве,
Что враг к войне лишь повод ждёт,
О том, что вскоре рухнет царство,
И власть к шутам в нём перейдёт.

И что тогда – поправ приличья
И обратив святыни в прах –
Всех верящих в ума величье
Распнут в дурацких колпаках.

Пыхтя и корчась от натуги,
Шут потешался над собой,
И лишь трясущиеся руки
Страх выдавали пред судьбой.

Но царь к шуту был благосклонен –
Гневиться грех на дурака,
И,  показав, что он доволен,
В награду дал ему пинка.

Шут,  ковыляя, удалился,
Но лишь добрался до ворот –
Слух по округе прокатился,
Что пострадал он за народ.

Прошло пять лет,
И в зале тронном,
Где прежде веселилась знать,
Шут – в набок съехавшей короне –
Решил приём от скуки дать.

Велел из тюрем и пытален
Он привести к себе всех тех,
Кто зубы здесь когда-то скалил,
Ища сомнительных утех.

Затем, глумяся неприлично
Над жалким видом тех бедняг,
Шут на монарха самолично
Дурацкий натянул колпак.

И пред ликующим народом,
Шута признавшим мудрецом,
Он обещал им всем свободу,
Коль царь заявится глупцом.

Но тот, боль ран превозмогая,
Захохотал над дураком
И,  гнев свой праведный скрывая,
Вновь наградил шута пинком.

Шут по привычке покатился,
Сумев корону удержать,
Но лишь на трон он взгромоздился
Велел всех пленников распять.

И, корча в страшной злости рожи,
Припомнил он им день, когда
Смеялись глупые вельможи
Над притчей хитрого шута...


Детский крестовый поход

По коням, рыцари, по коням!
Что мал – не горе, видит Бог!
Неверных с мест святых погоним –
Хватило б гор для детских ног,
Хватило б леса да пустыни:
Невинность возведя в закон,
На бой, невиданный доныне,
Сходились мы со всех сторон.

Мечтам наивным предаваясь,
Добру не ведая конца,
Любовью покорить старались
В грехе погрязшие сердца.

Марсель – маяк для чудотворцев,
Звезда солдат и чернецов
В объятья принял крестоносцев,
Как принимал Клермон отцов –
Тех, что ушли, пропали всуе,
В земле, откуда свет течёт,
Лишь клич оставив – "Аллилуйя!",
Настал и их детей черёд...

Вперёд, игрушечные кони,
Туда, куда летит стрела,
Спасёт Господь нас от погони
И полководец из Клуа.

Падут все крепости без боя:
Что нам, юнцам, их грозный вид,
Доступно дело впредь любое:
Коль нет греха – всё Бог простит.

Готовые раздвинуть верой
Пустыни, горы и моря,
Мы шли в поход за новой эрой,
Простые чудеса творя.

Но, видно, сильно прогневили
Мы гордым тщаньем небеса,
Что в рабство нас вы обратили
За наши чистые глаза.

Наивность вере не помеха,
Коль чувства живы в простачках,
Так что же вас трясёт от смеха?
Хоругви в детских кулачках,
В сердцах покусанные губы,
Лохмотья вместо грозных лат –
На это скалили вы зубы,
Своих же продавая чад?

Надежду сделавши товаром,
Вы выставляли нас, как скот,
Среди египетских базаров
Крестовый оборвав полёт.

Страстей накрыла нас пучина,
И опалил сердца обман,
Но в них горит ещё лучина,
Которую возжёг Стефан.

Не вечно адские пороки
Довлеть над миром будут сим –
Когда земные выйдут сроки,
Мы в свой войдём Иерусалим...


Вий

В лес уводят тропинки кривые,
Смолкли птиц и зверей голоса,
Под железными веками Вия
Притаилися камни-глаза.

Словно в зеркале, смертные страхи
Отражаются в сонных очах –
Мрачный старец в земляной рубахе
Восстаёт в пекла жарких лучах.

Преисподней привратник усталый
Поджидает у мёртвых дорог
Тех, чьи души сковал ложью шалой
Злой хозяин его – Чернобог.

Близ роятся бессчётные бесы,
Преграждая дорогу назад:
Обернёшься – не выйдешь из леса,
Защекочут, затравят, съедят.

Жертвой станешь кровавого пира,
Коль в калёные глянешь зрачки,
Страж дремучего навьего мира
Тянет к путнику руки-сучки.

Будто корни, сплетаются жилы
На уродливых бычьих костях,
Скрежетаньем стальным из могилы
Отдаёт гулкий шёпот в ушах.

Даже если успеешь сокрыться
И до первых дожить петухов,
Ночью каждой тебе будет сниться
Повелитель ужасный грехов.


Суконная слобода
(город Казань)

Солнца вечернего бронзовый кокон
Медленно лопнул под тяжестью туч,
Нам не прочесть уже клинопись окон –
В прошлом затерян логический ключ.
Время стирает с домов обереги,
Кутая в пластик безликий наш быт,
Изредка лишь скрип музейной телеги
Память седую в сердцах бередит.

Здесь побывал Пугачёв и Распутин,
Церкви тревожил шаляпинский бас,
Вольный твой дух был всегда неподсуден,
В плаху тебя превращали не раз.
Край деревянный бродяг и рабочих,
В песнях воспетый казанского "дна",
Канули в Лету разгульные ночи,
Тень старых крыш на земле не видна.

Плавится жизнь в раскалённом асфальте,
Годы сквозь пальцы текут, как вода,
Но не забыть мне суконное платье,
То, в чём крестили тебя, слобода.

Фотография А.И. Бренинга "Сорочий рынок в Суконной слободе".