Об Ассамблее

Александр СМИРНОВ,
директор Центра русского фольклора г. Казани

В приличном обществе
о проблемах русской народной культуры
говорить не принято,
в приличной прессе — тоже:
то ль проблем нет, то ли народа такого,
то ли, слава Богу, уж ни того, ни другого.
Аминь

    Волна русской духовности накрыла меня врасплох. Это было на втором курсе консерватории, когда по настоятельной просьбе моего научного руководителя Г.Я. Касаткиной и, можно сказать, вопреки своей воле я оказался в фольклорной экспедиции с сотрудником Института языка, литературы и истории Академии наук СССР В.Ф. Павловой. Больше всего тогда меня поразил внутренний мир деревенских бабулек, их одухотворенность. Может показаться странным, что молодой человек, живущий в мире тончайших музыкальных фантазий, высоких страстей и бриллиантовых пассажей, страстный поклонник скорее западной классической музыки, столь романтично воспринял деревню. Но случилось так, да и не только со мной - со многими, кто имел счастье пройти курс фольклорной практики.
    Высококлассных народных исполнителей записать тогда не удалось, поэтому какое-то время еще я оставался в неведении относительно истинной духовной ценности народного пения. Серьезно занимаясь закономерностями внутренней организации и развития народной песни, ее конструктивной, холодной, так сказать, стороной, мне все-таки не удалось избежать необыкновенной силы ее воздействия. И с каждым погружением в народную стихию во мне росло несогласие с мифом о роли и месте русской традиционной культуры в духовной жизни российского общества, мифом, который  создавался высшими  слоями в течение  столетий  и  продолжает культивироваться ныне.
Суть его проста:
-    Культура проходит в своем развитии две стадии: традиционную и профессиональную. Первая - примитивная, вторая - более высокая, развитая. Первая в нашей стране является продуктом главным образом крестьянства, вторая рождена для различных слоев городского общества.
-    Профессиональная культура выросла из традиционной, является ее преемницей,  как в смысле формы, так и содержания,  постоянно  от нее подпитывается  и  при  этом,  как  более  развитая,  исторически  сменяет  и заменяет ее.
    На первый взгляд выкладки безупречны, если не считать некоторого противоречия внутри второй из них: от чего же будет подпитываться профессиональная культура, когда заменит собой народную? Предполагается, по-видимому, что в этом не будет необходимости, профессиональная культура станет самодостаточной. В основе такой логики лежит столь милая сердцу нашему идея прогресса человечества, а значит прогресса культуры со всеми ее составляющими. И нам так хочется верить в эту добрую, светлую сказку!
    Но вернемся, все же, на землю. Окинем взором просторы российской культуры, и перед нами предстанет живая картина. В центре на роскошном ложе возлежит обнаженный размалеванный поп-идол. Пред ним склонился благородный служитель высоким идеалам, во фраке и с бабочкой. На втором плане - те же служители: одни смотрят на центральную пару с завистью, другие - с гневом, третьи вовсе не замечают происходящего, их взор навечно прикован к глубинам собственного бессознательного, и каждое прикосновение к реальности приносит им боль. Поодаль - публика попроще, их выдают типовые клубные сарафаны и лица, лишенные божественного озарения. Они довольны уж тем, что им дозволено присутствовать на этом празднике   жизни.   Ну,   а   где-то   у   горизонта одинокая   старушка   в крестьянской одежде с клюкой. Уходит.
    Примерно таков результат прогресса человечества в сфере культуры, такова сейчас расстановка сил. Вроде бы и зря говорил про миф: ведь сбывается. А может быть в этом историческая необходимость, которую надо принять как должное? Попробуем все же приблизиться к объектам нашего внимания поближе и посмотреть, нет ли здесь каких шероховатостей.

Примитив

    Вспоминается Ленинград, зал научно-исследовательского отдела Ленинградского государственного института театра, музыки и кинематографии. Научная общественность смотрит новый документальный фильм о русском свадебном обряде, который состоит из трех частей: в первых двух – свадьба  южной и центральной России, а в третьей - свадьба русского Севера, представленная одним причитанием невесты на фоне пения подружек. (Причитания составляют основу северной традиции, поэтому авторы отказались от фрагментарного показа всего обряда и предоставили зрителю возможность длительного погружения в атмосферу вытья невесты). Закончился фильм, зажегся свет, и перед зрителями открылась удивительная картина массового утирания слез... уже в реальности. Особую пикантность происходящему придавало то, что публика была в основном мужская профессора! - и далеко не только русская. Не избежал этой участи, конечно, и я - ну, как тут было удержаться простому аспиранту.

    Откуда такое необычайно острое восприятие давно забытой культуры? Ясно, что ностальгия здесь не при чем: многие услышали это впервые и уж точно не выросли в крестьянской среде. Может быть, к такому результату привело использование сильнодействующих средств? Вероятно, да. Но что это за средства? Властью ли молоденькой девчушки, тысячелетнего ли опыта предков, я задыхался и плакал, затем приходило чувство покоя - по-видимому, катарсис... А рядом с этим соцветием бездны все время подрагивала шершавая веточка, которая слегка щекотала и вызывала удивленную улыбку. Это была мысль о том, что такой неимоверный эффект производят лишь две-три ноты, организованные даже не в мелодию – в простейшую попевку.
    Нечто подобное произошло однажды на концерте Н.Г. Рахлина: звучала шестая симфония Чайковского, и многие плакали. Как вам такое соотношение средств? - попевка и симфония.
    Итак, примитив, но не простой, с подвохом. Здесь, вероятно, вступают в силу уже какие-то недоступные просвещенному музыканту средства, которые обладают далеко не примитивным, а весьма и весьма мощным воздействием. Музыкальная гомеопатия какая-то.
    Свести всю традиционную культуру к примитиву, даже такому специфическому, все-таки не получится. И в связи с этим приходит в голову другой случай - фольклорная экспедиция со студентами консерватории. Им не пришлось еще столкнуться с настоящим фольклорным пением, и всем своим видом они демонстрируют неприятие деревенской жизни, свое превосходство. Я уже начинаю побаиваться, не будет ли это продолжаться до конца нашего совместного предприятия, но настоящий этнографический ансамбль все расставляет по своим местам. После записи мои спутницы серьезны, молчаливы, а через некоторое время - растерянный всплеск: «Александр Константинович, а как это у них получается?». Профессионалы никак не ожидали столкнуться здесь с таким уровнем мастерства. А ведь уровень деревенских виртуозов бывает настолько высок, что даже опытные фольклористы, участники ведущих ансамблей, ориентированных на максимально точное воспроизведение традиции, часто не в состоянии приблизиться к нему. Попробуй-ка спеть, как поют кудесники села Фощеватова Белгородской области! А ведь песни-то у них сложнейшие. Не примитив, значит.
Опыт общения с местными самодеятельными ансамблями также говорит об этом. Многие из них страдают от нехватки репертуара. И на свои слова: «Так вот же у вас в деревне такие песни поют, которых нет ни в одном сборнике!» - получаю ответ: «Это петь нам трудно».
    Да что говорить, А.С.Пушкин, наш классик, а туда же: «Сказка сказкой, а язык наш сам по себе, и ему-то нигде нельзя дать этого русского раздолья, как в сказке. А как это сделать, - надо бы сделать, чтобы выучится говорить по-русски и не в сказке... Да нет, трудно, нельзя еще! А что за роскошь, что за смысл, какой толк в каждой поговорке нашей! Что за золото! А не дается в руки, нет!».
    А если задуматься, сколь объемна была когда-то русская традиция... В году череда праздников со своими песнями, танцами, театральными действами, играми, забавами, приметами... Из них Святки, Масленица, Пасха, Троица, Купала – крупные, они включают в себя целый комплекс различных действий.
    Семейные обряды по случаю рождения, женитьбы, похорон. Сколько там всего в детском и материнском фольклоре! Одни куклы чего стоят: своя технология, свой смысл. А свадьба, точнее сварьба или свальба, по-нашему... В семидесятые годы XX столетия мне удалось записать такую, которая включала в себя 44 довенечных свадебных песни, и 28 песен, исполняемых после венца. А чего там творил дружка, а всякие заговоры, ритуальные действия!  Да и не только три дня: до свадьбы - сватовство, запой, «одежу казать», «колышки считать», «за мылом», «в баню»..., а там отголоски в масленичную неделю - «к теще на блины», в Пасху. Это тебе не напиться да на дискотеке попрыгать, это - событие. Опять же, и опере не уступит по своей многосложности!
    Дальше - частушки и протяжные песни (женские, мужские - сложный репертуар), солдатские строевые и духовные стихи, былины и скоморошины, инструментальная музыка. Проза: разные сказки, предания, легенды... Театр: Петрушка, вертеп, раек, народная драма с «Царем Максимилианом», «Лодкой» и другими представлениями, различные потехи ряженых. Наконец, лубок, резьба, вышивка, ткачество, кружево, бисер, костюм, зодчество, кулинария, народная медицина, педагогика, магия...
    Пора заканчивать перечисление, оно, кажется, не имеет предела. А ведь за каждым словом кроется здесь неисчислимое множество драгоценных явлений, и все это требует еще умножения на огромное число ярчайших местных особенностей – поистине, не одна-то во поле дороженька пролегала. Безграничная и чрезвычайно развитая культура когда-то принадлежала русским. А теперь возьмем традиции всех национальностей. И еще раз задумаемся... Ну, так как соотносится этот океан с источником под названием профессиональная культура?
    Все это чисто технические и количественные стороны. А если поглубже, что там за суть? А глубже - и тонкая философия в сказках (не чета ломовой официальной), и поэзия, напоенная метафоричностью, и владение языком живым великорусским... Ох, уж эти нежно-ласковые легки крылышки и перопенечки, ноченьки и милые дружки. Или так вот:

Я пойду ли, д молоденька,
В зеленую рощу.
Я срублю ли, д молоденька,
Кленовую древу.
Вы сыграйте, гусли-мусли,
Про мое несчастье.
Про тако мое несчастье -
Мужа дома нету.
Брала шубчик за рукавчик, На двор выбегала,
Мужа я встречала.

    Ну, и конечно, если уж вор, то собака-вор! Чувственность так и сочится из старой речи.
    Нет ли желания сравнить с современной, то бесчувственно-кондовой, то рваной и топорной, речью? Казалось бы, передергиваю, сравниваю несравнимое: народную поэзию и бытовую речь. Что ж, можно и наоборот: послушайте напевную речь ваших бабушек (правда, таких найти уж трудно!) и современную попсовую песенную поэзию - «апофеоз» профессиональной культуры. По-моему, здесь все ясно. Оно бы ничего, да ведь каков язык – таково и сознание.
    Итак, традиционная культура далеко не так проста, как кажется. И сама по себе необыкновенно объемна и несет в себе множество развитых явлений, и в содержательном плане не уступит. Почему же мы должны относить профессиональное искусство к более высокой стадии развития? В чем тогда прогресс?
    С полной очевидностью движение вперед мы можем наблюдать лишь в технической составляющей культуры и искусства. Будь то изобретение книги или музыкальных инструментов, изобретение кино или телевидения каждый раз это давало толчок новым поискам, освоению новых выразительных средств, нового культурного пространства. Но можем ли мы утверждать, что искусство и культура становились при этом более совершенными?
    С каждым изобретением технического свойства профессиональная культура в чем-то становилась сложнее, но в чем-то и проще. Она утрачивала многие ценнейшие особенности предыдущего этапа развития: сначала письменность ограничила импровизационную природу искусства, современные же средства коммуникации свели ее совсем на нет; электронное звучание оказалось существенно беднее естественного; в кино утрачен эффект живого участия... А круг идей оставался один. С вариациями, конечно, применительно к новому времени.
    Ну и, наконец, мы пришли к поп-культуре, гениальной и бездарной, сложной и простой. И все же та ее часть, которую относят к «попсе», у нас больше в ходу. А ведь это полный примитив формы, эмоций и смысла. Прогресса не вижу. Не упадок ли?

Продолжение следует.