Журнал “Наш дом - Татарстан”

Евреи знают язык народа, на земле которого живут

«Исэнмесез! Хэллэр ничек? Була мы?» - спрашивает один Давид другого. «Ярый, ярый», - в ответ. На языке Тукая и Джалиля два еврея активно общаются в казанской синагоге, так что другие лишь с изумлением, пожимая плечами, оглядываются на них. Удивительно, но факт: исполнительный директор Казанской иудейской общины Давид Токар по-татарски говорит с трех лет, а солист еврейского ансамбля «Фрейлехс» Казанского еврейского общинно-благотворительного центра «Хэсэд Моше» Давид Будович - с шести.
 
Давид Будович, он же Даут Бикмуллин

- Когда началась Великая Отечественная, мне было 6 лет, - рассказывает, активно жестикулируя, Давид Будович. - При эвакуации из Витебска, что в Белоруссии, без вести пропали мой отец и сестра. Вместе с мамой и большой еврейской родней нас направили в Татарию, в Чистополь. Но места там не нашлось - и нас переправили на станцию Камаево Высокогорского района, оттуда - в деревню Кызыл куль, в переводе - Красная вода. А там все говорили по-татарски, никто ни одного слова по-русски не знал…

Давид Залкович вспоминает, что Асма апа - хозяйка дома, в котором остановились его многочисленные еврейские родственники, очень тепло приняла постояльцев. Небольшому росточком Давиду часто говорила: «Менэ сина ипи, сэт, май, эниен белэн ашарсыз». В переводе на русский: «Вот тебе хлеб, молоко, масло, с мамой поедите!» Так мало-помалу, общаясь с взрослыми, бегая по деревне с татарскими детьми, практикуя новые слова с двоюродным братом Зямой, еврейский мальчик стал вникать в неведомый для него ранее замысловатый тюркский язык. И до того вник, что мама собралась отдавать его в татарскую школу. Но к тому времени семья переехала в Казань, и Давиду пришлось идти в обычную русскую школу, не зная ни одного слова на великом могучем.

- Помню, учитель начальных классов Николай Васильевич, высокий такой, меня постоянно спрашивал: «Будович, чем вы там занимаетесь?» А ему: «Нэрсэ? Мин белмим!» Это значит: «Чего? Я не знаю!», - улыбается Давид Залкович. - Ну, все-таки русские слова начал запоминать, делал это с большим трудом, а если их и произносил, то с ужасным акцентом, писал, понятное дело, с грубейшими ошибками. Из-за этого остался в первом классе на второй год.


Но именно отличное знание татарского языка определило дальнейшую судьбу Давида Будовича. Работая наладчиком станков на секретном оборонном заводе Казани, как его тогда называли - почтовый ящик 421 на Меховой, он всегда участвовал в самодеятельности - пел басом, танцевал вальс, фокстрот. И вот одна из его постоянных партнерш - заводская звезда Фердаус - стала профессионально петь в Государственном ансамбле песни и танца ТАССР.

- «Айда, айда, попробуй себя! Ты же по-татарски говоришь и поешь!» - с такими словами Фердаус тащила меня, как бы сейчас сказали, на кастинг, - вспоминает Будович. - А ведь страшно было идти: в комиссии по приему в ансамбль - 16 человек, из 200 претендентов отбирают четверых! Помню, я тогда по-татарски спел песню «Кара урман», что в переводе - «Дремучий лес», и меня сразу же взяли.


Так еврей стал солистом Государственного ансамбля песни и танца ТАССР, который гастролировал по всему Советскому Союзу, ему рукоплескали в Тунисе, Японии, Чехословакии, Польше. Но каждое лето артисты в обязательном порядке колесили по колхозам Татарии. На одном из таких выступлений произошел забавный случай, о котором Будович вспоминает только смеясь:
- Ведущая Раиса Яппарова объявляет: «Башлый жырны Даут Бикмуллин», это значит: «Песню начинает Даут Бикмуллин». Зал аплодирует, а все наши смеются, угорают, за животы хватаются и говорят: «Давай, Давид, выходи!» Я им: «Вы что?» А они: «Это тебя так объявили!» Ну куда деваться - музыка уже во всю играет, пришлось выходить и петь татарскую песню! И ведь в зале никто не догадался, что пел еврей…

- Я до сих пор по-татарски люблю распеваться, да вообще люблю этот язык, - не успев договорить, собеседник начинает громко и звучно голосить в синагоге по-татарски. - А когда я пел в госансамбле, - артист быстро переходит на разговорный жанр, - моими друзьями были композиторы Ключарев, Хабибуллин, Яхин. Последний даже хотел написать для моего голоса песню, да не успел…


Татарский язык до того стал Будовичу родным, что он и дома общался на нем со своей женой (будучи наполовину еврейкой, она тоже прошла хорошую языковую практику в татарском районе Казани), особенно когда надо было что-то скрыть от мамы Давида.
- Знаете, в октябре собираюсь в Израиль, - признается Давид Залкович, - к двоюродному брату Зяме - Зиновию Гейману, с которым жил в татарском Кызыл куле. Ему сейчас 86, он давно эмигрировал из Казани на историческую родину. Ой, я так рад, что мы встретимся, вот уж по-татарски покалякаем от души!

Давид Токар вам не бабай

- Захожу я как-то в нашу, казанскую аптеку, - рассказывает другой Давид, по фамилии Токар, - и слышу в свой адрес: «Бабай килде безгэ!», что значит: «К нам бабай пришел!» Я в ответ: «Сез мина эйтэсез?», что в переводе: «Это вы мне говорите?» Надо было только видеть, как женщины-аптекарши опешили, удивились. А я продолжил, спросив по-татарски про лекарства, которые мне нужны. В конце общения они все-таки поинтересовались, мол, внешность явно не татарская, а так хорошо по-татарски говорите.
- Вот и я спрошу…


- В Казань нашу семью эвакуировали из Москвы в 1941 году, - вспоминает Давид Иосифович, - мне тогда было всего три года. Папа приехал как специалист 22-го авиационного завода, как тогда говорили, предприятия Туполева. Поселили нас в Старотатарской слободе, в доме по улице Поперечной Насыри. Помню, моя мама сразу написала родственникам письмо с указанием адреса - Поп. Насыри. Ой, долго все тогда смеялись! Так вот на этой улице жили одни татары и говорили, понятное дело, на родном языке. А поскольку маленький Давид все дни проводил на улице, с местной татарской ребятней, то, как губка, впитывал незнакомые слова и выражения. К тому же грамотно и литературно на новом языке изъяснялся мулла близлежащей мечети Марджани: он много времени проводил с детьми, водил их в мечеть, учил правильно себя вести, читать намаз. Вскоре Давид стал понимать, а потом уже и говорить по-татарски, причем практиковал и дома, в еврейской семье, правда, родители понимали его с трудом. Зато мама лучшего друга Гумера Нуруллина всегда ставила Давида в пример сыну - вот, дескать, лучше тебя, татарина, язык наш знает, словарный запас у него богатый.

- В 12 лет наша семья переехала в Соцгород Казани, - продолжает собеседник, - я попал в другую, русскоязычную среду. Но тогда мне уже было без разницы, на каком языке говорить и слушать. Я ходил на все спектакле Казанского ТЮЗа: и на татарском, и на русском языках. С возрастом стал совершенствовать знания - взялся читать татарские газеты, журналы, книги.


Но судьба распорядилась так, что Давид Токар соединил свою жизнь не с языком, а с техникой. Окончив Казанский техникум связи, а затем Куйбышевский институт связи, он стал инженером радиосвязи и радиовещания, специализировался в новом тогда направлении - телевидении. Одним из первых монтировал телевизионный аппаратно-студийный комплекс на улице Шамиля Усманова в Казани. Затем открывал телецентры в разных регионах: чувашских Чебоксарах, казахстанском Шевченко (сейчас город Актау). И как ни удивительно, знание татарского языка пригодилось.

- В город Шевченко, в котором создавался мощный в СССР Мангышлакский территориально-промышленный комплекс с заводами, фабриками, железной дорогой и системой связи, съезжались специалисты со всего Союза, самых разных национальностей, - просвещает Токар. - Но казахи все равно говорили на родном языке. И знаете, я стал их понимать, - язык-то близок с татарским, тоже тюркский. По этой причине казахи меня уважали, лишнего при мне не говорили.

Там же, в городе Шевченко, Давид сблизился с татарином Хамидом. Даже сейчас, встречаясь в Казани семьями, они не прочь поинтересоваться друг у друга: «Хэллэр ничек?» или «Була мы?», да вообще поговорить за жизнь по-татарски. Долгое время Давид Токар общался на языке Тукая с главным редактором «Чаяна» Рашидом Закировым, которому друг-еврей долгие годы присылал из Израиля свежие анекдоты.


- Но самое интересное, - улыбается собеседник, - когда в нашей синагоге я по работе говорю по-татарски с заместителем по АХЧ Равилем Гиззятовым. Наши выражают по этому поводу особое беспокойство, мол, не им ли мы сейчас косточки перемываем, - смеется он. - Да, так уж сложилось - свой идиш знаю хуже, чем татарский и русский.

Но именно татарский пригодился в налаживании связей Казанской иудейской общины, исполнительным директором которой Давид Токар был назначен в 2000 году, с различными структурами власти на городском и республиканском уровне.
- Когда в общении с татарами я с русского перехожу на татарский, - продолжает он, - это дает возможность лучше понимать, ближе узнавать друг друга.

ТОЛЬКО ФАКТЫ

Чернышевский и Толстой - знатоки татарского языка


Мало кто знает, что Николай Чернышевский хорошо знал татарский язык и даже сочинил три песни на этом языке. Вначале татарские местоимения написаны арабским шрифтом, а рядом дается построение этих же слов русским шрифтом, без перевода на русский. Кроме татарского языка, Чернышевский весьма основательно изучил латинский, древнегреческий, французский, немецкий и английский, позднее - древнееврейский, арабский, персидский языки.


Лев Толстой также знал татарский язык, говорил на нем без акцента. Кроме того, писатель в совершенстве владел английским, французским и немецким языками, свободно читал на итальянском, польском, чешском и сербском языках. Знал греческий, латинский, украинский, церковно-славянский, изучал древнееврейский, турецкий, голландский, болгарский и другие языки.