Журнал “Наш дом - Татарстан”

В годы Великой Отечественной войны - с 18 октября 1941 года по 25 июня 1943 года - в скромном особняке города Чистополя в эвакуации жил и творил писатель, поэт, лауреат Нобелевской премии Борис Пастернак. «Я тут около года, - писал он осенью 1942-го, - перевел «Ромео и Джульетту», избранный томик польского поэта Словацкого и начал пьесу». Сцены из пьесы, о которой идет речь, в будущем вошли в известный роман «Доктор Живаго».

 
- Пастернак эвакуировался из Москвы не сразу, - рассказывает Рафаил Хисамов - старший научный сотрудник Мемориального музея Пастернака в Чистополе, - а с последней группой писателей и поэтов. В их числе были Константин Федин, Анна Ахматова, Самуил Маршак, Леонид Леонов. К их приезду в городе образовалась большая писательская колония. Жена Пастернака - Зинаида Нейгауз к тому времени уже работала сестрой-хозяйкой в детском интернате Литфонда и жила при нем вместе с сыновьями - Ленечкой Пастернаком и Станиславом Нейгаузом. 

Приличные апартаменты в доме № 75 по улице Володарского (сейчас дом № 81 по улице Ленина) Пастернаку предоставил Перец Маркиш - видный еврейский поэт, прозаик того времени, который по приезду в Чистополь решил перебраться в Среднюю Азию. 

В этом скромном, в три окна, двухэтажном особняке во время войны жила семья Вавиловых. На втором этаже они занимали большую комнату, а в маленькой квартировал Пастернак. Сейчас здесь такая же атмосфера, как в годы Великой Отечественной войны. Представлены типичные предметы эпохи: керосиновая лампа, черная тарелка репродуктора и даже личные вещи поэта: чернильница и подстаканник. Создатели экспозиции стремились детально воспроизвести интерьер, а помогло то, что Вавиловы, как выражались тогда, сдавали комнаты с мебелями. 

«Жизнь Бориса Леонидовича в Чистополе не была «сладкой пайкой», - вспоминал позднее драматург Гладков. - В бытовом отношении ему жилось хуже, чем большинству писателей. В неудобной комнатушке всегда было холодно из-за какого-то нелепого расположения печей. Пастернак жаловался, что у него, когда он пишет, зябнут пальцы. Ходить приходилось через кухню общего пользования, где шумели три примуса. Иногда, чтобы температура сравнялась, писатель открывал дверь на кухню. Часто к шуму примусов присоединялись звуки патефона: хозяйка Вавилова по нескольку раз на дню крутила пластинку «У самовара я и моя Маша». Это очень отвлекало от работы».

По воспоминаниям сына Евгения Борисовича, отец привез с собой в Чистополь два договора на переводы - «Ромео и Джульетты» и сборника польского поэта Юлиуша Словацкого. По приезду он сразу приступил к Шекспиру. Конец работы был ознаменован публичным чтением трагедии в Доме учителя. «Сегодня, 26 февраля, Борис Леонидович читает свой перевод «Ромео и Джульетты», - строки из книги Александра Гладкова «Встречи с Пастернаком». - Билеты платные: по 4 и 5 рублей. Сбор идет на подарки солдатам Красной Армии. Под вечер в городе авария электростанции, и свету нет. Пастернак читает, освещаемый двумя керосиновыми лампочками». Затем Борис Леонидович, пытаясь осмыслить «ход веков» русской истории, написал вчерне и прочитал друзьям пьесу «В советском городе» (позднее название - «На этом свете»). Но она очень испугала слушателей. Однако из этой пьесы, уничтоженной в Чистополе, сохранились третья и четвертая сцены первого действия, впоследствии использованного в романе «Доктор Живаго». Таким образом, Чистополь стал для Пастернака своего рода духовным пунктом переосмысления своего драматического опыта и былых иллюзий.  

«Я в большом долгу перед Чистополем, - писал в 1951 году Пастернак чистопольским школьникам. - Я всегда любил нашу глушь, мелкие города и сельские местности больше столиц».