Журнал “Наш дом - Татарстан”

Сначала он запел эстрадные, оперные, а затем и еврейские песни

Когда на казанских сценах объявляют Эдуарда Туманского, зал сразу начинает аплодировать. Этого артиста знают и любят с середины шестидесятых, с тех времен, когда с привезенных из-за рубежа дисков, из «Голосов» в радиоприемниках, потом с магнитофонных лент на советскую эстраду хлынула незнакомая еще в СССР западная музыка. Ее запели не сразу и не все. Эдуард Туманский был в числе первых. Двадцать лет спустя он в полный голос запел народную еврейскую песню, и оказалось, что эта напоенная и тоской, и весельем музыка близка каждому сердцу. Эдуарду Туманскому исполнилось шестьдесят. Его певческая форма, как всегда, на высшей планке, а творческие планы опережают события на добрый десяток лет.

Эдуард ТУМАНСКИЙ, певец, доцент Казанской государственной консерватории им. Н.Г. Жиганова:

Родился 5 ноября 1949 года в Казани в семье адвоката и врача, окончил Казанский авиационный институт, позднее - Казанскую государственную консерваторию им. Н.Г. Жиганова. Лауреат международных конкурсов. Художественный руководитель и солист клезмерского ансамбля «Симха». Женат, имеет сына Антона, внучку Соню трех лет.   

- Эдуард, ваша фамилия ведет прямо к шлягеру. «Сиреневый туман» - хит вашего  репертуара?
- Не хит, но десять тысяч раз, не меньше, спел…
- Сиреневый туман порою становится артистическим кредо. Артисты любят создавать вокруг себя туманную атмосферу…
- Я без тумана прожил на сцене 43 года, просто пел, и люди в зале радовались.
- Это значит только одно: талант ваш силен, не нуждается в гриме, в сценических спецприемах, в фонограммах, например.
- Талант дается свыше. Спецприемы вокального искусства я понимаю как основу мастерства певца. Этому учишься всю жизнь. Если научишься, то фонограммы не нужны.
Голос у меня от природы. Выучился по классу скрипки в музыкальной школе, готовился в консерваторию. А поступил в Казанский авиационный институт. Родители сказали: «Стань сначала человеком, инженером, например, а потом уж пой, сколько хочешь». Лучшего места для этого, чем КАИ, не было, потому что там был «СТЭМ», знаменитый  «Студенческий театр эстрадной миниатюры». В «СТЭМе» я и запел.
- Кто научил вас петь на сцене? Вы же скрипач…
- Марио Ланца, Энрико Карузо, Беньямино Джильи, Франко Корелли и, главное, Марио дель Монако. А еще Фрэнк Синатра, Том Джонс, Муслим Магомаев.
- Вы им подражали?
- Конечно! Хотел петь, как они.
- И получалось?
- Мне казалось, что да. Включал пластинку, вставал перед зеркалом, пел вместе с певцом и… искал у себя в облике сходство с моим кумиром.
- На кого больше походили? 
- Кого больше пел, на того и походил!
- Борода… Грива кудрявая…
- Борода появилась на втором курсе. А грива и до этого была что надо. Это был этап пробы голоса, подражаний и поисков себя.
- Когда вы почувствовали себя собой?
- В КАИ, в «Красных стомперах» в 1967 году.
- Можно сказать, что именно тогда появился певец Эдуард Туманский? 
- Думаю, да.
- Что вы исполняли тогда?
- От джазовых стандартов до западных шлягеров, от советской эстрадной до неаполитанской песни. Тогда же начал учить арии из опер: Каварадоси из «Тоски» Пуччини, плач Федерико Фелио и, конечно, герцог из «Риголетто» Верди.
- Все итальянцы…
- Итальянская опера сразу показывает наличие или отсутствие вокальных данных. Поешь итальянцев - значит, ты уже поешь. Особенно для тенора. 
- Вы сами, студент авиационного института, запели итальянцев?
- В КАИ был чудесный вокальный кружок, сейчас такие называют студиями или проектами. Много настоящих вокалистов на сцену пришли оттуда, например, Нина Варшавская, Аркадий Транков.
- Кто преподавал?
- Педагог вокала Виктор Немерещенко. Он научил меня основам вокала. Я начал понимать технику пения, откуда и как появляется звук голоса, как этим сложно управлять. Я пел взахлеб! Много! Но чем больше пел, тем точнее понимал: вокалу нужно учиться серьезно.
- Сначала ему нужно отдать жизнь!
- Если ты рожден певцом, то вокал сам подчинит твою жизнь голосу, пению, сцене.
- Каким путями вы шли к профессии певца?
- В конце шестидесятых - начале семидесятых в Казани кипела молодежная музыкальная жизнь. Было несколько биг-бендов, множество ВИА, а уж певцов… Появились студенческие конкурсы «Зимняя эстрада», «Студенческая весна», вузовские, межвузовские фестивали искусств. Невозможно было не петь, не играть на сцене! Мне удалось стать лауреатом этих фестивалей и конкурсов много раз.
- Это показало ваш рейтинг в студенческой певческой среде?
- В те годы в СССР все певцы подражали Муслиму Магомаеву. Но я больше смотрел на Запад. И поэтому я отличался.
- Очень важно в жизни оторваться от общей массы. Особенно человеку искусства. Иначе не стать собой.
- Во Дворце спорта Казани шел заключительный концерт студенческого фестиваля. Первое отделение закрывал Муслим Магомаев, а второе - я, студент второго курса.
- Хороший старт!
- Да, меня заметили. В то время лучшие музыканты страны работали в ресторанах. Меня пригласили петь в главный ресторан Казани «Дом татарской кулинарии» со знаменитым шеф-поваром Юнусом Ахметзяновым и лучшим ансамблем. В ДТК играли Леонид Янков (Бемоль), позже музыкальный руководитель оркестра Анатолия Крола «Современник» Равиль Садыков, потом барабанщик этого же оркестра Крола, саксофонист Шамиль Хисамутдинов, трубач Ильдар Салахов, контрабасист Саша Крылов, на заменах играли Лев Шер, Анатолий Василевский. Нас приходили в ресторан слушать музыканты…
- Рестораны вырастили стране поколение новых, неформальных эстрадных музыкантов?
- Конечно! Это была в современном формате «Фабрика звезд»! Позже казанские музыканты работали во многих прославленных коллективах страны.
- А вы?
- А я окончил КАИ и отправился в Ульяновск к казанским СТЭМовцам «Красным стомперам». Руководили коллективом Олег Зисер и Анатолий Щелоков. Там стомперы стали называться ВИА «Венец». Это был ансамбль статуса «Песняров», «Веселых ребят», «Поющих гитар». С «Венцом» мы объездили весь СССР вдоль и поперек, пели на БАМе, на Байконуре, открывали Саяно-Шушенскую ГЭС, исколесили всю Камчатку, побывали за Полярным кругом - Норильск, Мурманск.
- А что же юг?
- Ну конечно! Везде пели, везде с успехом: Кавказ, Средняя Азия.
- Какие площадки вам давали?
- Самые крупные, всегда с аншлагом. Мой первый концерт с ансамблем «Венец» был в Самаре во Дворце спорта.
- Чем вы объясните такой интерес в стране тех лет к эстраде?
- Народ молодой созрел уже до современной музыки, хотел ее. Но по телевизору и радио  ее не транслировали. А мы ее исполняли.
- Где брали ноты и тексты?
- Уже звучали в мире первые рок-оперы, гремел «Битлз». Из-за рубежа стали просачиваться пластинки, записи магнитофонов, потом и у нас стали пластинки выпускать. Мы слушали, снимали аранжировки, тексты, исполняли.
- Вам что нравилось тогда петь?
- «Битлз». «Иисус Христос - суперзвезда». Фрэнк Синатра. Элла Фицджеральд. Том Джонс. Градский говорил тогда, что поет Тома Джонса лучше, чем Леонид Бергер из «Веселых ребят». Все пели эту музыку.
- Это же было прекрасно! Пели лучшую мировую музыку! В стране, еще недавно запечатанной наглухо.
- Тогда, кстати,  уже  появились замечательные советские композиторы Юрий Антонов, Вячеслав Добрынин (настоящая фамилия его тоже Антонов, и он взял мамину, чтобы отличаться на сцене), Сергей Дьячков, очень много.
- Вы считали себя в те годы успешным на советской эстраде?
- Да. Но по характеру я самокритичен. Не все нравилось, что я делаю на сцене, хотелось  многое изменить.
- Это творчески поиск. Это нормально.
- Однажды мы репетировали в Ульяновске, в большом зале Ленинского мемориального  центра, новую программу. Знаменитый тогда певец Владимир Степанов слушал. В перерыве я один сидел за роялем и напевал. Володя спросил, могу ли спеть без микрофона. Я спел. Он сказал, что у меня большой голос и нужно учиться в консерватории и петь другую музыку.
- И что?
- Вернулся в Казань, стал работать в Татгосфилармонии. Но вскоре вышел Указ Министерства  культуры СССР о запрете работы на профессиональной сцене артистам без  специального музыкального образования. Без такого диплома артист с тех пор получал самую низкую ставку.
- Много оказалось «необразованных» артистов на советской эстраде?
- Много! Но все тут же пошли учиться. В 1982 году я поступил в Казанскую консерваторию. На приемных экзаменах спел арию Ленского, плач Федерико, арию Мусы Джалиля. Приняли сразу на третий курс в класс профессора Воронова.
- С тех пор ваша жизнь связана с Казанской консерваторией?
- Да. После ее окончания меня пригласили в несколько театров, но я остался в Татгосфилармонии и пошел преподавать вокал в Институт культуры. А в консерватории остался иллюстратором.
- Что это такое?
- На кафедре концертмейстерской подготовки пианистов учат аккомпанировать певцам. Я пел, они учились. Это и есть иллюстратор. Поешь одно и то же по нескольку раз. Прекрасный тренаж для голоса. Профессор Воронов был одним из ведущих вокальных педагогов страны. С ним ездили на вокальные конференции, там он давал мастер-классы с моим участием. Это была моя школа.
- Самому преподавать вокал тогда еще не хотелось?
- Это было впереди.
- Сейчас, воспитывая молодых певцов в Казанской консерватории, вы пользуетесь методиками вашего учителя?
- Конечно!
- У вас есть перспективные ученики?
- В консерватории все должны быть перспективными, других нельзя туда пускать! А итог  зависит от целеустремленности певца, от его работы над собой.
- Так есть будущие звезды в вашем классе?
- Есть! Очень талантливы мой аспирант, лирический баритон Ринат Хабибуллин, тенор Ильдар Ахметов, красивый голос появляется у Игоря Барбакова. Каждого моего студента вижу далеко вперед. Научить можно каждого. Вопрос в них самих! 
- Вернемся немножко назад, лет на двадцать. Вы в консерватории запели  оперную классику?
- Консерваторию окончил с готовыми партиями Каварадоси, Ленского и Мусы Джалиля. Много пел и теперь пою камерную музыку. Чайковский, Рахманинов, Свиридов, Шуман.
- А как вы стали великим еврейским певцом?
- Великий можно убрать. С детства у нас дома звучали еврейские пластинки на идиш. Мама хорошо пела. Папа знал идиш в совершенстве, окончил школу в Невеле на идиш.
- Не каждая еврейская семья в те годы пела свои песни.
- Все пели. Просто не очень громко.
- А когда запели в полный голос?
- В конце восьмидесятых в БКЗ Казанской консерватории состоялся концерт еврейской  классической музыки. Фортепианный концерт Равеля играл Семен Гурарий. Еврейские песни Дмитрия Шостаковича пели я, Галина Ластовка и Нина Варшавская. Несколько еврейских народных песен я впервые тогда исполнил с Леонидом Сонцем и его музыкантами - это были солисты симфонического оркестра Натана Рахлина.
- Этот коллектив уже назывался «Симха»?
- Это была предтеча знаменитой «Симхи» Сонца.
- Вы начали сотрудничать?
- Сонц пригласил меня солистом. Первый мой концерт с «Симхой» был в ДК медработников на Маяковского. А дальше… вся Россия, ближнее и дальнее зарубежье.
- Что, везде евреи?
- И те, кто любит эту музыку. Сначала зрители были в основном евреи. Но «Симха» просто взорвала засовы на еврейской национальной музыке! Ее узнали и полюбили очень многие. Сейчас на наших концертах евреев меньше, чем других. Кстати, и в составе ансамбля тоже… 
- Какие ваши любимые еврейские мелодии?
- Все, что пою, люблю. «Мойшле майн фрайнд» («Мойшле мой друг»), «Ромения» («Румыния»), «Идише мейделе» («Еврейская девушка»), «Ба мир бист ду Шейн» («Ты мне нравишься»), «Абы гезунд» («Было бы здоровье»), «Фрейлихе шнайдер» («Веселый портной»), «Штетеле Белс» («Городок Белс»).
- Другую народную музыку поете?
- Русскую народную пою. Англоязычную. Татарскую пел.
- По сравнению с вашей молодостью, что сегодня в почете на эстраде: интеллектуальный эстрадный вокал, голос, агрессия, секс? 
- Каждый артист имеет своего зрителя. Но на эстраде процесс непростой. Шоу-бизнес резко снизил уровень исполнителей, заменив техническими делами настоящие голоса. И агрессия, увы, пришла на эстраду. Но рейтинг доброй, теплой музыки не падает! 
-  Вам  по-прежнему хочется петь и петь?
- Да! Хочется! Пою много! Планов еще больше. Любит  зритель, значит, делаю то, что нужно. Жаль только, в сутках всего 24 часа.
- Что главное для исполнителя на эстраде?
- Для музыканта - любовь слушателя. Она бывает долгой только если взаимна!

Марина ПОДОЛЬСКАЯ
Фото из архива Эдуарда Туманского