Об Ассамблее

Язык – судьба народа

    Наш журнал постоянно уделяет внимание современным проблемам возрождения природы, сохранения самобытности, защиты от негативных влияний и повышения культуры использования языков. Амплитуда мнений при обсуждении этой животрепещущей темы практически безгранична – от безапелляционного требования, чтобы первое слово ребенка "мама" непременно произносилось на родном языке, до полного отрицания заботы о языках, поскольку этноисторический процесс неумолим, и сам определит, чему отмереть и чему выжить. В силу этого в публикациях зачастую поднимаются нетрадиционные вопросы и неоднозначные мнения, имеющие явно полемический характер. Они заслуживают, на наш взгляд, разностороннего рассмотрения и поиска конструктивных подходов к решению всей совокупности проблем. Для этого вводится настоящая рубрика. Мы надеемся, дорогие читатели, что с вашей помощью она будет жить полнокровно и долго.

Редакция

Игорь АЛЕКСЕЕВ

ЯЗЫК И ВРЕМЯ

    В глубокую старину у всех народов мира существовало особое отношение к языку, как к некоему изначально сакральному, мистическому явлению. Христианство еще более усилило и обобщило его, придав этому выдающемуся феномену законченную религиозно-философскую форму: "Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог" (Евангелие от Иоанна, глава 1). Поэтому большинство людей прошлого и обращалось с языком соответствующим образом – искренне трепетно и бережливо, сродни тому, как истинно верующие люди обращаются с предметами своего культа. "Язык – телу якорь", "язык с Богом беседует", – гласили русские пословицы. Сегодня же, когда технократическая цивилизация сорвала покров таинственности со всего ранее заповедного и замахнулась в своей неуёмной суетной гордыни на сам промысел Божий, человеческая речь из акта священнодействия на глазах превращается в заурядное средство коммуникации, несущее лишь примитивную информационную нагрузку.

    А между тем, для многих представителей русского народа (чей этнический организм за последнее тысячелетие претерпел такое количество естественных инородных вливаний и откровенно насильственных вивисекций, что крайне сомнительным становится уже само отнесение его к славянской группе) родной язык сегодня – это единственное обстоятельство, побуждающее считать себя русскими. Согласно сведениям, приведённым в объёмном исследовании "Русские (Этносоциологические очерки)", которое увидело свет в 1992 году в издательстве "Наука", русские повсюду идентифицируют себя чаще всего именно по языку.

    Посредством языка каждый русский человек, осознает он это или нет, беседует с Богом – со своим, русским Богом, образ и понимание которого, несмотря на общие монотеистические воззрения, значительно отличаются у него и от Бога американцев и от татарского Аллаха. Поэтому-то, упрощая свой язык, перестраивая его по западным образцам и обрубая все те корневые архаизмы, которые мешают нам понимать и принимать на духовном уровне примитивное o-key-ничание, wow-вканье и click-анье мы изгоняем из души своего Бога, а, значит, по большому счёту, перестаём быть русскими.

    Самое печальное при этом, что даже отнюдь не глупые и не безразличные к судьбам своего Отечества русские люди всё чаще отказываются видеть в данном обстоятельстве национальную трагедию, считая процесс космополитизации нашего и других отсталых (с точки зрения западных толкователей прогресса) народов делом заранее предрешённым. В последнее время в родных пенатах даже раздаются голоса о том, что не мешало бы, бросившись на обгон, перевести русский язык на латинскую графику, дабы слиться в едином цивилизационном экстазе со всем прогрессивным человечеством.

    Мне, когда я слышу подобного рода рассуждения, сразу припоминается бурная просветительная деятельность благополучно позабытых отечественных глобалистов образца 1920-х годов, начавших было на почве повального увлечения языком эсперанто поговаривать о необходимости такого нововведения, да столкнувшихся вскоре с одной непредвиденной трудностью – нелепым концом мировой социалистической революции, во имя которой, собственно, оно и затевалось. Где гарантии того, что также бесславно и бестолково не закончится и современная мировая технологическая революция, и мы, в очередной раз пытаясь обогнать паровоз истории, вновь не окажемся под его колёсами?

    Мысль о том, что, в неимоверных пропорциях разбавив свою речь заморскими заимствованиями и переведя русский язык на латинскую графику, мы станем как американцы, не утратив при этом национально-духовной идентичности, кажется мне глубоко ошибочной и крайне вредной. Русские никогда не станут как американцы. В худшем случае – они могут стать второсортными американцами, в лучшем случае – останутся сами собой. А тем, кто сомневается в последнем утверждении, я посоветовал бы попытаться бегло и осмысленно прочитать хоть один из латинизированных и облагороженных американизмами русских текстов, которыми сегодня в избытке изобилует Internet, дабы в профилактических целях проникнуться унизительным чувством грядущей национальной неполноценности.

    Недаром у русских слово «язык» ещё совсем недавно употреблялось также и в значении «народ», и с этой точки зрения выражения «русский язык» и «русский народ» полностью идентичны. Мы можем иметь разный цвет волос и разрез глаз, жить в разных точках планеты и даже исповедовать разные религии, но пока мы говорим и думаем на русском языке, мы – по-прежнему русский народ, мы беседуем со своим русским Богом (даже, если наивно убеждены в том, что это Кришна), закодированным в нашем языке и в нашем сознании скрытыми (главным образом, православно-христианскими и языческими) символами, и Он нас слышит и понимает. Но если мы изменим или основательно испортим этот код, то наш русский Бог нас уже никогда не услышит и не поймёт. И тогда, хочешь – не хочешь, придется на ломаном английском молиться другим богам. Лично меня такая перспектива отнюдь не радует.

    Русский язык сегодня, безусловно, остро нуждается в защите. И это давно уже не блажь ура-патриотов и подвизающихся на поприще реанимации преданий старины глубокой отечественных почвенников, а самая что ни на есть актуальная проблема нашей общей национальной безопасности. Поэтому и заниматься её решением необходимо не только и не столько на самодеятельном общественном, сколько на высоком государственном уровне, как это делается, например, в современной Франции. Причём, приоритетными здесь, по моему мнению, должны стать такие направления государственной политики, как создание и развитие (в условиях наибольшего финансового благоприятствования) разветвлённой системы средних и высших учебных заведений с углублённым изучением русского языка, литературы и истории, а также – разработка и осуществление на всех уровнях комплекса законодательных мер по предотвращению проникновения в русский язык иностранных слов-паразитов и их вытеснению оттуда.

    Квинтэссенция русской литературно-разговорной традиции – язык Пушкина и Тургенева, о необходимости сохранения которого на протяжении практически всего двадцатого столетия с надрывом в голосе твердила наша творческая интеллигенция, сильно эволюционировал под влиянием эстетически жестоких экспериментов серебряного века, репрессивного давления советского новояза и неуёмной восторженности перестроечного международного обмена. Перестав быть духовным достоянием одной лишь культурной элиты и постепенно растворившись в народной массе и типовой учебной программе для средних школ и вузов, литературный русский язык преобразился из бережно хранимой корпоративной ценности в поверхностный, повсеместно склоняемый и осмеянный, общеупотребительный разговорный шаблон, по причине чего и начал быстро мутировать, превращаясь в язык Пелевина и Сорокина.

    В последнее время общим местом многих околоязыковых газетных и телевизионных дискуссий становится обсуждение проблем криминализации русской речи и широкого распространения в ней так называемых нецензурных выражений. При этом, за бесконечными и бессмысленными спорами о том, уместны ли в русском языке мат и феня, как с ними бороться, и стоит ли это делать вообще, за кадром часто остаются сами первопричины их безраздельного господства в современном русском языке. А ведь хорошо известно, что и то, и другое, всегда присутствовало в нём, а подавляющее большинство матерных и блатных слов, коими сегодня так изобилует наш язык, имеют простые и понятные русские и славянские корни.

    Про матерные выражения, думаю, и говорить-то уж нечего. Что же касается фени, то загляните, например, в известный сборник В.И. Даля "Пословицы русского народа", вышедший впервые ещё в 1862 году и включающий в себя более тридцати тысяч пословиц, поговорок, присловий, скороговорок и прибауток. Что значило, к примеру, выражение «срезать с бирки»? Да примерно то же, что и современное «снять со счётчика», а именно – уничтожить долг. А уж какое в этой замечательной книге можно найти богатое изобилие аналогов приевшегося всем нам за последнее десятилетие выражения «фильтруй базар»! Просто дух захватывает: зажмурь кадык, заткни хайло онучей, накорми язык и т.д. Тут вам и выражения, вроде «уши вянут» и «с души прёт», и угрозы «задать феферу», «начистить пряжку» и «дать напрягая». Поистине, язык вперёд ума рыщет.

    Действительно, не всегда и не везде наши предки на русском языке с Богом беседовали, иногда и с чёртом переругивались. Однако «фильтровать базар» они, безусловно, умели куда лучше, чем их неуёмные до словесной брани потомки. Не потому ли, что, помимо её, русским людям были прекрасно знакомы и другие языки: церковно-славянский – язык богослужений и церковных празднеств, древний язык сельскохозяйственных, природно-культовых и бытовых обрядов (особенно близкий простолюдинам) и, наконец, тот самый литературный язык Пушкина и Тургенева, носителем и хранителем которого выступала русская интеллигенция.

    Для чего в настоящее время взрослые люди (я даже не принимаю в расчёт поражённых широко рекламируемыми фрейдистскими комплексами подростков) используют в своей речи матерные выражения? Правильно, главным образом, для связки слов, а потом уже – для снятия напряжения, социального утверждения и прочих понятных целей. Так вот, исходя из данной посылки, легко догадаться, что в скоротечном разговоре эти связки используются тем шире и интенсивнее, чем меньше в словарном запасе среднестатистического русского человека становится подходящих по смыслу обычных, цензурных, выражений. Что же касается фени, то её повсеместное использование в настоящее время продиктовано вполне понятными социальными причинами: быть бандитом или – пусть даже по чисто формальным признакам – похожим на бандита в нашей стране сегодня, к сожалению, не только модно, но и престижно.

    Обычная средняя школа и многочисленные, но однообразные, по своей сути, средства массовой информации тиражируют в умах российских граждан один и тот же узкий набор русских слов, который, к тому же, всё больше и больше скудеет из-за непрекращающегося наплыва иностранных заимствований. Общее состояние русского языка сегодня таково, что вскоре уже сами мат и феня могут оказаться последним оплотом сопротивления русского языка на пути иностранной экспансии. Недаром же сегодня некоторые отнюдь не бездарные и не оторванные напрочь от русских духовных корней отечественные писатели, идя на поводу у общественных настроений, пытаются создать на их базе новый литературный язык, чем часто вызывают праведный гнев своих соплеменников, не могущих однако, в свою очередь, предложить никакой другой реальной альтернативы процессу прогрессирующего оскудения русской речи.

    Если признать, что положение нашего языка настолько близко к безвыходному, то, возможно, допустить и такой вариант. Но лично я несколько оптимистичнее смотрю на вещи и считаю, что у нас ещё есть шанс попытаться, если не ликвидировать обрушившийся на русский язык тайфун времени, то, по крайней мере, свести к минимуму его разрушающие последствия. Для этого, прежде всего, необходимо вернуть литературному русскому языку утраченную им элитарность. Понимая, что данное предложение звучит достаточно парадоксально, я, тем не менее, нахожу, что пришло время не только отмыть русский язык от тех сальных пятен, которыми залячкали его многочисленные партийные филологи и недоучки-журналисты, но и воспитать достойных хранителей этой великой духовной ценности нашего народа.

    Обычные средние школы в своём подавляющем большинстве (в силу известных экономических обстоятельств) ещё долгое время будут штамповать выпускников с заранее утверждённым, стереотипным набором знаний, в том числе по русскому языку и литературе. И я сильно опасаюсь, что, пока очередная реформа, нацеленная на гуманитаризацию образования, наберёт обороты и принесёт хоть сколь-нибудь ощутимые плоды (если вообще принесёт таковые), в нашей непредсказуемой стране и не более предсказуемом национальном сознании уже произойдут необратимые негативные изменения. Или, говоря словами одной позабытой русской пословицы, "покуда травка подрастёт, лошадка с голоду помрёт". Дабы этого не произошло, необходимо открывать больше специализированных государственных русских гимназий с углублённым изучением языка и литературы, предоставив их выпускникам реальные льготы при поступлении на гуманитарные отделения высших учебных заведений и преимущества при устройстве на работу, связанную с активной коммуникативно-языковой практикой (преподавание, деятельность пресс-центров, служб по связям с общественностью и т.п.).

    Особенно актуальной эта проблема является сегодня для Республики Татарстан, где до сих пор не имеется ни одного подобного рода учебного заведения (ни государственного, ни частного), хотя потребность в них, подтверждённая многочисленными ходатайствами русской общественности в разные властные инстанции, существует здесь уже достаточно давно. Некоторые местные чиновники от образования продолжают утверждать, что большинство школ у нас и так уже – по самому своему определению – являются русскими, так как преподавание в них ведётся на русском языке. Возможно, они действительно – в силу своей недостаточной компетентности или политической зашоренности – не видят никакой разницы между понятиями русскоязычная школа и русская гимназия, однако ощутить её сегодня в действительности отнюдь не сложно: достаточно, к примеру, сравнить речь участников известной передачи "Умницы и умники", чья подготовка соответствует в целом представлениям о классическом русском образовании, и большинства журналистов местной телекомпании "Эфир". Последняя, уверяю вас, ни в ком из образованных людей не оставит сомнения в том, что перед зрительской аудиторией выступают ученики именно русскоязычных школ и вузов.

    Давно очевидно, что в условиях государственного двуязычия не должно быть языков-любимчиков и языков-пасынков. Одновременно, говоря о реальном двуязычии и даже о трёхязычии, мы не должны забывать и о том, что благими намерениями, как известно, бывает выстлана дорога в ад. Превратить всё население республики в полиглотов – идея, конечно, замечательная и требующая к себе самого пристального государственного внимания, но в наших специфических условиях реализовать её в том виде, как это первоначально задумывалось (по швейцарскому, бельгийскому и прочим лучшим европейским образцам), вряд ли представляется возможным.

    Поделив поровну часы, отводимые в средних учебных заведениях на изучение русского, татарского и иностранных языков, мы не добьёмся того, чтобы их выпускники одинаково хорошо владели каждым из них. Этот механистический подход, не подкреплённый, как сегодня выясняется, в большинстве случаев ничем, кроме тех самых благих намерении, способен дать абсолютно иной эффект – выпускники наших школ действительно будут владеть тремя языками, но не одинаково хорошо, а одинаково плохо. И в будущем вполне может возникнуть ситуация, подобная той, что описана в литературно-политической фантазии Василия Аксёнова "Остров Крым": молодое поколение станет общаться на понятной лишь ему смеси русского, татарского и английского языков, не владея в совершенстве ни одним из них.

    Но ведь татарину без хорошего знания русского языка невозможно полноценно существовать за пределами Татарстана, а русскому, не владеющему татарским языком (а таких у нас подавляющее большинство) –  сделать достойную карьеру в своей же республике. Все мы в силу сложных исторических и национально-религиозных обстоятельств поставлены перед достаточно жестким выбором, и каждый сегодня вынужден делать его сам. Однако государство, несмотря на отказ от своих прежних патерналистских функций, по-прежнему обязано делать все от него зависящее, чтобы, по крайней мере, облегчить этот выбор.

    У нас созданы и достаточно успешно функционируют специализированные государственные татарские гимназии, куда поступают и русские дети, которые сами или по совету родителей сделали выбор в пользу приоритетного изучения татарского языка, литературы и истории. Почему же не дать нашим детям возможность выбирать не только между русскоязычными школами и татарскими гимназиями, но и между русскоязычными школами и русскими гимназиями? Вполне допускаю, что полиглотов, перемежающих разговорную русскую речь татарскими словами, американским новоязом и нецензурными выражениями из всех известных языков, у нас действительно будет поменьше, зато увеличится число людей владеющих в совершенстве хотя бы одним языком. Выбор, стоящий в этом отношении перед государством, конечно, тоже не из лёгких, но выбирать всё равно придётся.

    Борясь за сохранение и приумножение языка Пушкина и Тургенева, мы в то же время никогда не должны забывать, что русский язык – это не древняя окаменелость, а живой, растущий организм, имеющий противоречивую историю и, как результат, сложное и до конца ещё не изученное строение. Поэтому любая попытка законсервировать или очистить его с помощью славянофильских методов позапрошлого века заранее обречена на провал. Сегодня необходимо избрать более гибкие и эффективные методы борьбы за чистоту русского языка, которые позволили бы ему развиваться, не утрачивая при этом своей природной самости.

    Безусловно, наше государство обязано на всех уровнях (и особенно – в средствах массовой информации) осуществлять серьёзную законодательную профилактику мата и фени. Однако, с моей точки зрения, любое крепкое русское слово менее опасно для нашего языка, чем разрушающие все структурно-смысловые цепочки родной речи западные заменители (вроде таких уже широко распространившихся в обиходе англо-американизмов, как пати, промоушн, шоп, кастинг, брэнд, хоспис и т.д.). Подобно тому, как болезнетворные вирусы поедают здоровые клетки, эти инородные эрзац-слова, тиражируемые с тупым и бессмысленным упорством продвинутыми печатными и электронными масс-медиа и бесконечным сонмом ди-джеев и ви-джеев, проглатывают и вытесняют из повсеместного обихода свои русские аналоги.

    Отнюдь не призывая по примеру тех же славянофилов переводить на русский манер и заменять позабытыми архаизмами исторически утвердившиеся в нашем языке иностранные заимствования (по типу хрестоматийного «хорошилище идёт по ристалищу» вместо «франт гуляет по бульвару»), я считаю крайне необходимым очистить его лишь от тех слов, которые не обогащают русскую речь новым содержанием, а откровенно искажают и обедняют её.

    Учитывая, что добиться этого исключительно запретами (как и чего-либо иного в России) вряд ли удастся, государству следует умело применять не только кнут, но и пряник. К примеру, поощрять с помощью налоговых и прочих льгот тех производителей и частных собственников, которые при выборе наименований своих товаров и услуг, магазинов и фирм откажутся от использования в них иностранных слов и неграмотных аббревиатур. Возможно, тогда у нас меньше станет супер- и минимаркетов, шопов, пабов, клабов и уж совсем нелепым образом вернувшихся в русский язык бистро (которые, как по форме, так и по содержанию, правильнее называть забегаловками), вместо бесконечных ток-, дог-, риэлити-, капитал- и иных шоу, кассовых бестселлеров типа экшн и фэнтези мы вновь будем смотреть представления, популярные приключенческие и фантастические художественные фильмы, а особенно неудобоваримыми словами, вроде дистрибьютер и супервайзер, пугать нашкодивших детей.

    Помимо государственных органов, к решению проблем русского языка, должны подключаться также общественные и религиозные организации. При этом, по моему мнению, особую заинтересованность в их решении обязана проявлять Русская Православная Церковь – последняя хранительница церковно-славянского языка – той самой не засохшей ещё до конца части духовного корневища, из которого и вырос современный русский язык. Грамотный, чётко и ясно излагающий свои мысли православный священник способен не только привить своей пастве веру в Бога, но и внушить уважение к чистой родной речи. Однако, наша церковь, судя по всему, не ставит еще перед собой такой задачи, хотя время для этого давно уже пришло. Несмотря на безжалостные вызовы времени, русский народ продолжает беседовать с Богом на своём языке, и я надеюсь, что эти уходящие в глубину веков беседы продолжатся ещё не одно тысячелетие.